…true emancipation begins neither at the
polls nor in the courts. It begins in woman’s soul… Her development, her freedom,
her independence, must come from and through herself…
Эмма Голдман[10]
Мы хотим вернуть, восстановить и вновь установить власть над нашими телами, нашими умами и нашими сердцами.
Авторство неизвестно
Данная статья ставит своей целью провести нарративный анализ развития сепаратистских коллективов, проследить основные конфликтные моменты в их деятельности и показать взаимосвязь и влияние критических теорий на дальнейшие практики, исходящих как от самих участниц, так и от субьектов вне коллективов, а также последствия в случае принятия, отказа или частичного учитывания критики.
Анализируя историю борьбы женщин за свои права, можно заключить, что большинство активисток изначально принимали деятельное участие в движении за права человека, в антивоенном и студенческомпротесте, или в левом движении в целом. Но со временем к женщинам в этих движениях пришло понимание, что они являются старейшей угнетаемой группой, а потому не только исполняют в движении далеко не первые роли, но и не имеют доступа к реформированию старого порядка, так как новый порядок на практике тоже регулируется мужчинами.
Понимание такого хода вещей послужило причиной появления множества коллективов, использовавших в своей деятельности практику сепаратизма.
В целом, движения за права женщин можно разделить на три области:
– экономически ориентированные (чаще всего марксистские), которые видят освобождение женщин как часть социалистической революции;
– либеральные группы (такие как Национальная организация женщин[1]), которые работают над интеграцией женщин в главные институты общества;
– радикальный феминизм, который сосредотачивает внимание исключительно на угнетении женщин как женщин (а не как работниц, студенток и т. д. ). Этот сегмент концентрирует свой анализ на таких институтах, как любовь, брак, секс, мужественность и женственность. Таким образом, выступая конкретно и централизованно против сексизма, а не против капитализма (и отличаясь в этом от марксистов), радикальный феминизм не придает центрального значения таким вопросам, как “равные права”, “равная заработная плата за равный труд” и другим проблемам либеральных групп [11].
Я рассматриваю сепаратизм в широком контексте как низовую практику обособления, изоляции. В отличие от сегрегации, когда отделение территории, сообщества или группы людей навязывается властью и диктуется принудительно согласно какому-либо признаку (расовому, этническому, религиозному, культурному, гендерному), сепаратизм является политическим методом борьбы угнетаемых субьектов с целью обрести автономию и\или преодолеть дискриминацию. Женский сепаратизм представляет собой акт отказа от сотрудничества, акт неучастия в патриархальных структурах.
Американская феминистка-философ Мэрилин Фрай обозначает сепаратизм какразличные виды и формы отделения от мужчин и от социальных институтов, отношений, ролей и деятельности, которые определяются мужчинами, в которых доминируют мужчины и которые работают на благо мужчин и поддержание мужских привилегий. Эта сепарация инициируется и поддерживается женщинами по их собственной воле [9].
Далее я рассмотрю ряд коллективов, которые сделали значительный вклад в развитие сепаратистских теорий, а также основную критику, направленную в их адрес.
Наиболее крупной женской сепаратистской организацией, образовавшейся в 1936 году, была испанская Mujeres Libres[2]. Ее составляли женщины-участницы рабочего движения. Они считали, что в революционном движении женскому вопросу уделялось очень мало внимания, а его актуальность в этой среде ставилась под сомнение. Как следствие, те женщины, которые настаивали на специфичности угнетения именно женщин и необходимости отдельной борьбы по его преодолению, создали самостоятельную организацию [12]. Участницы Mujeres Libres утверждали, что женщины должны самоорганизовываться отдельно от мужчин, чтобы преодолеть свое подчиненное положение и бороться против мужского протеста по отношению к женской эмансипации. Их программа строилась по той же методике реализации, что и в рабочем движении (прямое действие, информационная деятельность для вовлечения людей в революционное движение). Они настаивали на том, что частный опыт жизни женщин обязательно должен учитываться в политической деятельности.
Их практика включала несколько направлений: преодоление подчиненного положения женщин, развитие навыков, знаний и уверенности для революционн,ой борьбы, оспаривание мужского господства в организациях, которые не воспринимали женский опыт всерьез. Mujeres Libres сосредотачивали наибольшее внимание на тех проблемах, которые имеют особое значение для женщин: неграмотность, экономическая зависимость и эксплуатация, пренебрежение к здравоохранению, уход за детьми, сексуальность. Кроме того, они настаивали на том, что участие в борьбе требует от женщин внутренних изменений в самовосприятии. Женщины могут развивать и сохранять такую сознательность, только если они действуют отдельно от мужчин, в организации, созданной для защиты новообразовавшихся самоопределений. Они пытались создать условия для развития такого сознания. И наконец, они верили, что сепаратистская и независимая организация необходима, что бы бросить вызов сексизму и маскулинной иерархии в Национальной конфедирации труда (СNT) и испанскому революционному движению в целом.
Рост самосознания был важным аспектом программы Mujeres Libres. Они организовывали переговоры и дискуссионные группы, которые способствовали тому, что женщины привыкали слышать звук собственного голоса в больших аудиториях и преодолевали нежелание говорить и участвовать. Они также взяли на себя подготовку социальной составляющей каждого проекта. Группы женщин из Mujeres Libres, например, посещали заводы (для поддержки профсоюзов и поощрения женщин к активности) и давали работницам «маленькие уроки», включавшие вопросы эгалитарности в рабочем движении и потребность женщин быть более активными.
Отделение Muheres Llibres в Барселоне — Grupo Cultural Femenino — создали т.н. guarderías volantes («летающие детские сады»): женщины шли в другие дома позаботиться о детях, чтобы женщины с детьми могли посещать профсоюзные собрания. И когда матери возвращались домой, их часто встречали неформальной беседой о либертарном коммунизме и революционном движении [3]. Наличие сепаратистской организации дало участницам Mujeres Libres больше свободы для развития независимых программ, которые апеллировали к специфическим женским нуждам, а также проблематизировали вопрос женской подчиненности в обществе. Grupo Cultural Femenino настаивали на том, что женщины сталкиваются с «двойной борьбой», когда пытаются участвовать в революционной деятельности, и что лишь сепаратистские и независимые организации (которые сотрудничают и солидаризируются с другими революционными рабочими группами) могут обеспечить контекстуальность и поддержку, необходимые женщинам для уверенности в своих действиях.
Участницы считали, что мужчины в революционном движении, которые боролись за свободу, боролись лишь против внешнего мира; против мира, отрицающего желание свободы, равенства и социальной справедливости. Женщины в революционном движении, с другой стороны, были вынуждены воевать на двух уровнях. Сначала они должны бороться за свою внешнюю свободу — в этой борьбе мужчины являются их идейными союзниками с идентичными причинами. Но женщины также вынуждены бороться за свою внутреннюю свободу, которой мужчины владели веками — и эта борьба принадлежит только женщинам.
Поскольку Mujeres Libres продолжали делать акцент на взаимодействии с рабочим движением для достижения общей великой цели, то критика их деятельности участниками этого движения была не столь агрессивна, и сепаратистская группа не подвергалась остракизму и отказу в солидарности. Позже к такого рода тактике будут апеллировать Чикагский союз освобождения женщин и марксистские группы.
Следующими широко известными и массово распространенными были феминистские сепаратистские коллективы в США в 1960-1970-ых годах [15]. Эволюция отношения к практикам сепаратизма и сами практики в этих коллективах имели в своем развитии несколько ключевых моментов.
В документе «Социалистический феминизм – стратегия для женского движения» (1972 г.) Чикагского союза освобождения женщин[3] сепаратизм характеризовался с двух сторон: как идеологическая позиция, ратующая за наиболее полное раздельное развитие мужчин и женщин, и как тактическая позиция, представляющая сепаратизм как инициативу отдельных организаций или как альтернативную жизненную практику [5]. CWLU выступали за преимущество тактики перед идеологией, аргументируя это тем, что взаимодействие исключительно женщин очень ценно и может принести им много пользы, но сепаратизм, по сути, не имеет социальной базы для обьединения большого числа женщин и отделяет их от потенциальных союзников.
Несмотря на то, что, начиная с 1990 годов, принято нераздельно связывать феминистский сепаратизм с лесбийским, ранний сепаратизм не определялся сексуальной ориентацией или лесбийской феминисткой теорией. На самом деле, призывы к отделению от мужчин были сделаны еще до того, как лесбиянки стали призывать радикальный феминизм к ответу за его гомофобию, и еще до того, как лесбийский сепаратизм разработал свою политическую стратегию действий.
В конце 1960-х радикальное феминисткое видение женских сообществ шло в связке или было синонимично с сепаратизмом. Сообщества, куда входили только женщины, воспринимались как безопасные пространства, в которых они могли планировать и воплощать свою деятельность. Такое восприятие подразумевало, что женщины не будут вредить друг другу так, как это происходило в обществе мужского господства. Разработка этой теории делала акцент на связях между женщинами, которые должны преодолеть все другие различия между ними. Однако даже в чисто женском сообществе появились свои многочисленные дискриминируемые группы. Это были, в первую очередь, женщины-лесбиянки, которые сталкивались с откровенными гомофобными и дискриминационными действиями в своих феминистких коллективах. Ярким примером служит ситуция, сложившая в NOW, когда Бетти Фридан назвала лесбиянок, состоявших в этой организации, «лавандовой угрозой». Она видела ее в том, что ассоциация феминистского движения с лесбийством может воспрепятствовать достижению масштабных политических изменений, и что стереотипы о маскулинных мужененавистницах-лесбиянках не позволят воспринимать феминистское движение всерьез. На втором конгрессе NOW двадцать женщин в футболках с надписью «Лавандовая угроза», сфоримировавшие позже коллектив Radicalesbians, зачитывали и раздавали первое крупное заявление феминисток-лесбиянок «The Woman-Identified Woman»[4], в котором бросали вызов гетеросексизму гетеросексуальных феминисток и предлагали по-новому взглянуть на определение гомосексуальности, анализировали уничижительный взгляд общества на лесбийство, его место в феминизме, зависимость женщин от мужчин, и призывали всех женщин пересмотреть представления о том, что значит быть женщиной [13]. В этом документе также содержался ответ на вопрос об их взаимодействиях с мужчинами. Этот вопрос подразумевает, что основной проблемой являются отношения между мужчинами и женщинами. Такая адроцентричная постановка не предполагает, что сепаратизм может быть не об отношениях между мужчинами и женщинами, а между женщинами в целом, на чем акцентировали внимание Radicalesbians., Как следствие, на следующем конгрессе в 1971 году NOW приняли резолюцию, в которой признавали права лесбиянок непосредственной целью феминистского движения[5].
Общественно-выработанный дискурс лесбийского феминизма, который появился в таких эссе, как у коллектива Radicalesbians, внес некоторые изменения в феминистское понятие сепаратизма и женских сообществ. Во-первых, он обеспечил анализ сексуальной политики, в которую эффективно прописал целый сегмент женщин-лесбиянок, в определениях радикального феминизма по поводу женских сообществ. При этом он сильно подорвал самодовольство, с которым гетеросексуальные феминистки преподносили свою сексуальность и, как следствие, свою приверженность феминизму. В сущности, лесбийский феминизм привязал подавленную сексуальность к феминистским идеалам женских отношений друг с другом; в то же время он переопределил эту сексуальность для того, чтобы придать ей большее общественно-политическое значение. Лесбийское сообщество, прежде всего определившись с секусальностью, стало сообществом «естественных» антимизогиничных активисток. И выступая с дальнейшим требованием отделения от мужчин в целях следующего укрепления связей женщин между собой, лесбийские феминистки искали решение для преодоления границ между разными группами женщин, которые коренились в различиях социальной идентичности.
В то же время феминистка-сепаратистка Бонни Зиммерман замечает, что «…самая сильная позиция в лесбийской истории была сепаратистская позиция. Так что я думаю, те из нас, кто склонны иметь сильное мнение и способность озвучить его, автоматически тяготели к сепаратизму. Я имею ввиду, что я приехала в Чикаго, ища наиболее политизированные лесбийские группы. И наиболее политизированными были сепаратистские. Я бы хотела находиться среди тех, кто понимали, что быть лесбиянкой – это не только любить других женщин. Это также значит выступать против партиархата. И сепаратистки были единственными, кто говорили об этом в то время» [15].
Анализируя вышеизложенное, можно заключить что дальнейшее развитие гендерной теории породило ряд противоречий, с которыми пришлось столкнуться участницам феминистского движения. Основной акцент сместился в сторону идентичности самой женщины и властных диспозиций внутри коллективов, социальных барьеров и учитывания голоса миноритарных групп. Вопрос сексуальной ориентации и ее восприятие стали основным камнем преткновения. Но за счет расширения рамок такого конструкта как «женщина» и включения в него огромного числа участниц, а также проблематизации вопроса сексуальной ориентации, сепаратистские практики успешно продолжили свое существование.
Еще одним ключевым моментом в истории феминисткого движения, и сепаратизма, в частности, была деятельность группы Combahee River Collective. Это была организация черных феминисток-лесбиянок, просуществовавшая с 1974 по 1980 г. в Бостоне, США. В своем базовом документе «The Combahee River Collective Statement» они заявляли: «Хотя мы феминистки и лесбиянки, мы чувствуем солидарность с прогрессивными черными мужчинами и не являемся сторонницами дробления, которого требуют белые женщины-сепаратистки. Наша ситуация как черных людей требует солидарности по расовому признаку, которая, конечно, не требуется белым женщинам по отношению к белым мужчинам, если это не солидарность с рассовыми дискриминаторами. Мы боремся вместе с черными мужчинами против расизма, но в то же время мы боремся против сексизма со стороны черных мужчин. Я не считаю своим долгом, как и не считаю долгом любой другой сестры, принадлежащей к группе дискриминируемых меньшинств, разъяснять вам последствия расизма. Это не коричнево-черная проблема, это белая проблема, и пока вы сами не увидите, как расизм угнетает вас, и как мужчины используют его для того, чтобы отделить вас от ваших сестер, как они используют его, чтобы угнетать вас как женщин и как лесбиянок, — до тех пор та революция, которой мы все ждем, не свершится ни мирным путем, ни каким-либо еще.» [6]
Кроме того, Combahee River Collective называли сепаратизм прерогативой белых женщин, так как только у них достаточно возможностей, чтобы стать сепаратистками. Они утверждали, что черные феминистки чувствуют себя отчужденными от белого феминистского сообщества, которое имеет привилегию не обращать внимания на расизм и минимизировать его; что белые феминистки могут требовать поддержки, политической энергиии, при этом не замечая о чем просят, не понимая какую цену приходится платить черным феминисткам; что их цвет кожи — это первая линия атаки на них; что для черных женщин все их идентичности существуют нераздельно.
Заявления коллектива подтолкнули феминистское движение к рефлексии следующего вопроса: может ли быть ликвидирован расизм путем искоренения дискриминации по признаку пола? Велись дискуссии о том, что расизм является искусственно созданным мужчинами различием, избавиться от которого можно лишь с концом партиархата, но этот аргумент звучал как ответ мужчин из левого движения на вопросы сексизма, и от него быстро отказались.
С другой стороны, сепаратистский лесбийский коллектив Gutter Dyke Collective заявлял, что сексизм является базой всех других «-измов», котоые продолжают самовоспроизводиться (капитализм, национал-социализм, империализм, расизм, классизм); базой для сексизма является так называемая мужественность. Участницы считали, что избавить мир от сексизма можно только путем избавления от мужчин. Но для начала нужно справиться с расовыми, национальными и классовыми различиями, которые мужчины создали между женщинами. Они верили, что женщины по своей природе изначально коллективно ориентированы[15].
Таким образом, их заявление делает скачок от социального института к биологии. Эссенциализм этого аргумента не прошел сепаратистскую критику. Но многие сепаратистки говорили, что Gutter Dyke Collective единственные среди феминисток осмелились назвать угнетателя, и поэтому смогли избежать лицемерия, присутствующего у женщин, которые отказались от такого разграничения. Так, например, радикальная феминистка-теолог Мэри Дейли заявляла: «… женщины до сих пор запуганы ярлыком «мужененавистничества», а потому некоторые ложно считают необходимым акцентировать, что они выступают против патриархата, а не против мужчин. Смелость состоит в том, чтобы быть логически последовательными, называть вещи своими именами, и признаваться себе, что мужчины и только мужчины организуют, планируют, контролируют и легитимизируют патриархат. Использование ярлыка «ненависти к мужчинам» является показателем интеллектуальных и моральных ограничений оппонента. Несмотря на все доказательства, женщин все время саркастически спрашивают, действительно ли они считают всех мужчин врагами. Этот обман настолько глубок, что женщины — даже феминистки — запуганы до самообмана, и лишь могут называть себя угнетенными, но смеют при этом назвать своего угнетателя, ссылаясь вместо этого на «силы», «роли», «стереотипы», «ограничения», «влияния». Этот список можно продолжить. Главное в том, что агент не назван — существуют только абстракции» [7].
Отдельное место в развитии сепаратизма занимает полемика с марксизмом и марксистскими организациями, идеологиями и отдельными группами. Марксисткая критика сепаратизма сводилась к предположениям, что сепаратизм определялся потребностью женщин преодолеть нехватку веры в свои силы, чтобы иметь возможность бороться вместе с мужчинами, но без подчинения им. Достигая определенного уровня экономической и политической независимости и получив достаточный опыт классового сознания, необходимость выхода за рамки «личной» борьбы на более широкий путь социалистических преобразований была очевидна для мужчин и женщин, которые считали феминизм ограниченной буржуазной формой, лишь начальной ступенью, через которую нужно перешагнуть в борьбе за социализм.
Часто задаваемым вопросом было сравнительно незначительное угнетение женщин по сравнению с проблемами расизма и империализма. Феминистский сепаратизм показал, что такая постановка вопроса отображает позицию мужского доминирования — не только из-за высокомерия, но и из-за игнорирования. Во-первых, таким образом придается вес и «измеряются» человеческие страдания, что ставит угнетенные группы в конкуренцию друг с другом. Во-вторых, вопрос совершенно не учитывает радикальный анализ революционного феминизма: капитализм, империализм и расизм являются симптомами мужского превосходства — сексизма, о чем заявляли многие феминистские сепаратистские коллективы.
Суламифь Файерстоун в своей книге «Диалектика пола» заявляла, что для женщин марксизм — как и либеральный феминизм — всего лишь реформистская мера [8]. Большая часть ее книги рассказывала о том, что марксизм рассматривает только симптомы сексизма – но не его причины — и то, что основное «биологическое» разделение труда формулирует экономические механизмы, что Маркс и пытался анализировать. Таким образом, Файерстоун утверждала, что только радикальный феминизм, с его призывом к уничтожению корней сексизма, может привести к революционным изменениям в обществе.
Однако для ранних радикальных феминисток такой акцент на выделение сексизма в качестве основного противоречия с левыми еще не означал отказ от левой проблематики. Они приняли решение «атаковать левое слева» и всегда включать антикапиталистический / антирасистский анализ в рамки своего феминизма. На этом этапе радикально-феминистское движение может рассматриваться как сепаратистское в том, что женщины сочли необходимым дистанцироваться от левых и от сексизма внутри левой среды.
Стратегия Шарлотты Банч выполняла культурную задачу, позиционируя лесбийство как важнейший компонент в борьбе против угнетения [12]. В своем анализе она использовала теоретические структуры, аргументы и дискурсивный аппарат радикального фемнизма. Вслед за ней Маргарет Смолл заявила, что лесбиянки имеют собственный базис для создания нового понимания материальных условий. По ее словам, лесбиянки состоят в других отношениях к трем материальным условиям, определяющим классовую позицию женщины — репродукция, производство (домашний труд) и сексуальность. Лесбиянка не имеет «домашнего» базиса, который определяется производством новой рабочей силы и обеспечением рабочей силой мужа. Ее основные отношения с классовым обществом осуществляются в пролетарских условиях. Элемент рабского сознания, который является неотьемлемой частью гетеросексуальных женщин, теряется. Ее способность понимать условия угнетенных пролетариев гораздо больше. Она не должна работать через противоречия, создающие нахождение в рабском положении, прежде чем она может осознать факт того, что она пролетарий на передовой капитализма [14].
В то же время, когда часть из сепаратисток согласились, что отделение от мужчин и мужских ценностей является ключевым в их определении сепратизма, другие заявляли, что полное отделение невозможно, нецелесообразно и даже иногда нежелательно, поскольку даже самые богатые лесбиянки не могут позволить себе сепарироваться, и большинство сепаратисток не богаты. Женщинам, так или иначе, приходится работать, взаимодействовать с властью, государственными службами, землевладельцами, покупать продукты и т. д. Такая позиция выражала растущую критику сепаратизма, как привилегии только тех, кто имели ресурсы и могли себе это позволить. Но как ответ на такую критику материальных условий, на протяжении 1970-х женщины все чаще стали практиковать создание сепаратистского бизнеса и деловых коллективов.
Практика сепаратизма также критиковалась в то время с точки зрения “предполагаемой природы” мужчин и женщин. Сексизм как основное противоречие или, более специфично, в широком значении называние всех мужчин врагами, создали бинарные категории оппозиций, в то время как они должны были упростить механизм борьбы с сексизмом, что подрывало бы практику женских обьединений, которые были воспеты теориями сепаратизма. Создание бинарного другого в фигуре мужчины вынудило сепаратисток вынести конфликты за пределы практик женщин. И хотя некоторые оппозиции, с они которыми сталкиваются, действительно поступают из внешних источников, намного больше их пришло через конфликты самих участиц колективов. Тем не менее, так как бинарные структуры в сепаратистской идеологии конструируют женское поведение, не позволяющее причинять боль другим женшинам или угнетать их, поэтому не было концептуальной структуры, которая возлагала бы ответственность за деструктивное поведение, и тем самым начала бы сложный процесс создания коалиций между разными группами женщин. Концептуализация такого процесса намного сложнее через отказ, предусмотренный отсутсвием сложности в любой бинарной оппозиции для того что бы признать что женщины имеют разные, не всегда совместимые, социальные идентичности.
В данной связи стоит также вспомнить о понятии “Другого”, сконструированном Симоной де Бовуар [1]. В своей книге она делает акцент на том, что женщина лишена субьектности, которой обладает мужчина, и что задачей феминистского движения является как раз введение женской сущности в поле репрезентации. Дальнейшее развитие этой темы у Люс Ирэгарей ставит под вопрос само поле репрезентации [2]. Таким образом, стоит поставить вопрос о связи сепаратистских практик с созданием и утверждением новой позитивной женской субьектности, в обход бинарных оппозиций, которые поддерживают иерархию властных отношений.
На постсоветском пространстве ныне действует несколько активистских феминистских политических групп, которые пытаются осуществить такую политику: Квир-группа в Москве, Чайная группа радикальных сепаратисток, Московские Радикальные феминистки, Петербургская Феминистская группа, Кризисный Центр для Женщин, Московская Феминистская Группа[6], Киевская инициатива Феміністична Офензива[7]. Существенный интерес представляет саморепрезентация этих групп, выбранная ими стратегия и практики воплощения. Дальнейшее поле для исследований включает в себя такие вопросы: насколько эти коллективы учитывают в своей деятельности предшествующую критику, какие паттерны используют, насколько учитывается опыт и контекст окружающей дейстсвительности, от кого и в какой форме ныне исходит критика их практики сепаратизма и каким образом поменялся ее предмет, субьект и обьект за последние десятиления, в чем состоит различие между перечисленными коллективами и каким образом осущестляется (если осуществляется) преемственность практики западного феминизма на постсоветском пространстве.
Таким образом, практику сепаратизма стоит понимать не как «бегство от» – сепаратизм является шагом к формированию личной идентичности. Это не отмежевание от мира, но отделение от гетеронормативной реальности, сконструированной посредством властных иерархий, гендера и политик сексуальности. Целью сепаратизма является движение в сторону выявления сущности женской идентичности, которая определялась бы самой женщиной. Как показывает практика, дискурсивный призыв к сепаратизму находит свое отражение в женских кризисных центрах, медицинских учереждениях, кризисных линиях для изнасилованных, женских политических группах и исторических архивах, журналах и музыкальной индустрии. Хотя эти учреждения не могут быть описаны полностью как сепаратистские, их философия и практика очевидно находятся под влиянием сепаратистских теорий.
Литература
1. Де Бовуар С. 1995. Друга стать. К.: Основи
2. Брайдотти Р. Различие полов как политический проект номадизма// Хрестоматия феминистских текстов/ сост. Е.Здравомыслова, А.Темкина, СПб.: Дмитрий Буланин, 2000.
3. Ackelsberg М. 1985. “Separate and equal”? Mujeres libres and anarchist strategy for women’s emancipation // Feministstudies 11, No. 1. – URL: http://libcom.org/history/%E2%80%9Cseparate-equal%E2%80%9D-mujeres-libres-anarchist-strategy-women%E2%80%99s-emancipation
4. Bunch C. 1972. Lesbians in revolt. The Furies: Lesbian/Feminist Monthly, vol.1 (January).- URL: http://library.duke.edu/rubenstein/scriptorium/wlm/furies
5. Chicago Women’s Liberation Union. 1972. Socialist Feminism: A Strategy for the Women’s Movement. Hyde Park Chapter. – URL:http://library.duke.edu/rubenstein/scriptorium/wlm/socialist/
6. Combahee River Collective. The Combahee River Collective Statement.- URL: http://circuitous.org/scraps/combahee.html
7. Daly M. 1979. Gyn/Ecology: The Metaethics of Radical Feminism Publisher: Women’s Press.– URL: http://openlibrary.org/books/OL1889451M/Gyn_ecology
8. Firestone S. 2003.The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution. Farrar Straus Giroux
9. Frye M. 1997. Some Reflections on Separatism and Power // In Feminist Social Thought: A Reader/ Ed. by Diana Tietjens Meyers. New York: Routledge. – URL: http://www.feminist-reprise.org/docs/fryesep.htm
10. Goldman E. 1911. Anarchism and Other Essays. Second Revised Edition. New York & London: Mother Earth Publishing Association. – URL: http://www.marxists.org/reference/archive/goldman/works/1906/tragedy-women.htm
11. Morgan R. 1997. Sisterhood is powerful: an anthology of writings from the women’s liberation movement. Vintage Books
12. O’Carroll A. 2005. Mujeres Libres: Women anarchists in the Spanish Revolution // Workers Solidarity No 54. Retrieved September 27.– URL: http://flag.blackened.net/revolt/ws98/ws54_mujeres_libres.html
13. Radicalesbians. 1970. The Woman-Identified Woman. Pittsburgh: Know, Inc.- URL: http://library.duke.edu/rubenstein/scriptorium/wlm/womid/
14. Small M. 1975. Lesbians and the Class Position of Women // Lesbianism And The Women’s Movement/ Ed. by Myron and Bunch. Baltimore: Diana Press
15. Shugar D.R. 1995. Separatism and Women’s Community. University of Nebraska Press.: Lincoln, NE. – URL: http://www.questia.com/PM.qst?a=o&d=98865077
[1] National Organization of Women (NOW) — Национальная организация женщин. http://www.now.org/
[2] Свободные женщины (исп.)
[3] Chicago Women’s Liberation Union; далее CWLU
[4] Перевод данного термина является весьма сложной задачей. Ниже приводятся несколько вариантов, которые, по моему мнению, более полно отображают суть: женщина опознанная/выявленная женщиной; женщина, выявленная/опознанная как женщина; женщина, идентифицирующаяся с женщинами.
[6] Равноправка (http://ravnopravka.ru) была основана в 2008 году и задумывалась как одна из закрытых женских групп роста самосознания, где участницы «лицом к лицу» могли бы обсуждать женский опыт и проблемы гендера. Изначально существует по принципу сепаратизма.
[7] Феміністична Офензива (https://ofenzyva.wordpress.com/) сформировалась в Киеве в 2011 году и через полгода своей активной деятельности приняла принцип сепаратизма. Только женщины могут быть участницами группы и принимать решения методом консенсуса. В то же время группа акцентирует внимание на том, что солидаризируется и открыта к взаимодействию с другими феминистски настроенными коллективами и организациями.
Ира Гниль
Feminist Ofenzyva 